В связи с тяжелым продовольственным положением в стране и на фронте ЦК ВКП (б) и СМ СССР приняли в 1942 г. постановление «О развитии рыбных промыслов в бассейнах рек Сибири и Дальнего Востока». На основании этого документа было принято постановление бюро обкома ВКП (б) «О мероприятиях по колхозам Чурапчинского района», согласно которому население 41 колхоза этого района было переселено в Кобяйский, Жиганский и Булунский районы для, с одной стороны, якобы, спасения от голодной смерти, а с другой стороны, для участия в выполнении резко повышенных планов по рыбодобыче. Однако это скороспелое и не до конца продуманное решение Якутского обкома, не подкрепленное необходимыми организационными мерами, явилось главной, на наш взгляд, субъективной причиной разыгравшейся трагедии, приведшей к огромным неоправданным жертвам среди чурапчинских переселенцев.

В постановлении указывалось, что к переселению подлежат все работающие и члены их семей, независимо от возраста. Каждый переселенец должен взять с собой груза небольше 16 кг., включая продукты. Руководство республики обещало не призывать в армию мужчин переселенцев. Создавать нормальные жилищные условия работы, здравоохранения. В постановлении также говорилось каждый переселенец будет ежемесячно получать по 16 кг. хлеба. Отдельным пунктом указывалось об усилении трудовой дисциплины согласно закону военного времени.

Сразу отметим почти все пункты постановления игнорировались. Наиболее здоровых мужчин призывали в армию, колхозники не встретили обещанных условий жилья и медицинского обслуживания, продовольствия. Об этом будет сказано ниже.

Несмотря на принятые решения по организации большого и ответственного дела по переселению 41 колхоза, 1655 хозяйств, 4988 человек, в том числе 990 детей, процесс переселения превратился для переселенцев в настоящее бедствие, так как, начиная с пристани Нижний Бестях, организация дела находилась на самом низком уровне, что приводило к большим страданиям и потерям среди неподготовленного для таких переездов населения и домашнего скота. По неполным сведениям, в Нижнем Бестяхе и в пути следования до мест назначения умерло около 30 человек и было потеряно 150 голов скота. Расселившись в трех северных районах, чурапчинцы-переселенцы, плохо встреченные на местах, с большими трудностями и потерями провели первую зимовку на новых местах.

Бытовые условия переселенцев были чрезвычайно тяжелыми: жили они в старых балаганах или наскоро построенных избушках скученно и без малейших удобств. Наиболее острой проблемой для чурапчинцев была продовольственная, ввиду выделения карточек только для работающих на производстве. Вместе обещанного по 16 кг. хлеба, выдавали по 3-5 кг. В месяц, немножко рыбы, а масло ложками. Кроме этого, им не хватало одежды, обуви и других предметов домашнего обихода. В результате тяжелых условий проживания на новых местах, тяжелого труда, голода и болезней, как явствует из материалов П.Н. Попова, с 1 октября 1942 г. по 1944 г. из 854 хозяйств осталось 680 хозяйств, из 2453 прибывших чурапчинцев 1184 навечно остались на3 Кобяйской земле. В 1942 г. у чурапчинских переселенцев было 1039 голов крупного рогатого скота и лошадей, а в 1944 г. их осталось 259.

Местное население само голодало и не могло оказать существенной помощи. На 1 января 1943 г. в Кобяйском районе 57,4% населения не имело скота. Трудодень колхозников составляла от 1 до 1 руб. 80 коп., когда как буханка белого хлеба стоило 6 руб. Население в основном питалось второсортной рыбой. В годы войны рождаемость в Кобяйском районе сократилось почти 2,5 раза, а смертность превышало 3 раза. Население, в том числе переселенцы болели тифом, паротитом, туберкулезом, дизентерией и т.д. медицинская помощь была мизерной, отсутствовали медикаменты.

В результате самоотверженного труда, незнакомые техникой подледного лова рыбы, а также без надлежащей помощи со стороны Кобяйского рыбзавода и руководства района в IVквартале 1942 г. сдали 702 ц. По отчетам колхоза из наслега Толой рыбаки Е.В. Сивцев, И.М. Попов, А.К. Попов план выполняли 167-196%. Кроме этой колхоз сдал в фонд обороны деньгами 44667 рублей, в облигациях – 31400 рублей, для строительства танковой колонны собрал 6681 рубль, а для строительства эскадрильи самолетов – 6763 рубля. По вине дирекции Кобяйского рыбзавода чурапчинцы не смогли получить зарплату за сданные 25 тонн рыбы, что стало одной из причин голодания переселенцев. Доведенные до последней степени чурапчинцы продавали золотые, серебряные изделия, посуды, меховые изделия за миску муки или несколько карасей. Люди ели подошвы обуви, ремни, ягель, заболонь и т.д. Нельзя без содрогания читать дневник десятилетней девочки из колхоза «Коммунизм» Майи Аргуновой, который стал обвинительным актом партийно-советского руководства республики.

Итак, мы приводим выдержки из ее дневника: «Выехали из Чурапчы 1 сентября 1942 г. и через 5 дней добрались до Нижнего Бестяха. С собой гнали скот, разрешали с собой взять вещей только 16 кг., включая съестные припасы». Им сказали, что на месте пребывания все приготовлено. «На Нижнем Бестяхе в ожидании парохода находились до 13 сентября. 12 сентября умер брат Нюргун, заболел брат Егор. Получили «похоронку» на отца. 16 сентября прибыли в местности Сулар». Не нашли жилья, никто нас не встретил. «Первым делом похоронили умерших». Только на 7-й день их встретил С.П. Шарин – председатель сельсовета. Оказывается он не был предупрежден о предстоящем прибытии переселенцев. Кое-как обстроились. Взрослых погнали на рыбалку, дети сучили нити, чинили сети, шили из кулей штаны.

«… 3 января 1943 года. У нас совсем кончились продукты, нет ни грамма муки и рыбы. Деду совсем плохо, скончался ночью. Перед смертью сказал «Хотя мы все смертны и когда-нибудь все умрем, но так обидно, когда умираем преждевременно в самом расцвете сил из-за разгильдяйства плохой организации где-то в глуши… расставшись с любимой Чурапчой…» и 20 февраля 1943 года. Сегодня приехал бригадир Николай, привез немного муки и рыбы, которых отправили братья, сэкономив из своих скудных пайков…»

«25 февраля 1943 года. Сегодня в нашу юрту пришел Дима с сестрой и братом. У них все умерли…»

«10 марта 1943 года. Недавно умерла наша ангел-хранительница бабушка. Братья Алексей и Михаил умерли сразу за бабушкой. Нас теперь в семье остались только трое: я, старший брат Николай и мама…»

«20 марта 1943 года. Брат Николай уехал на войну. 8 апреля 1943 года. Сегодня умерли двое маленьких сирот. Они лежали тесно, прижавшись друг другу, их не могли разъединить, так и закопали».

«3 мая 1943 года. Умерла мама. Бросив семью убежали в Чурапчу председатель и бригадир…»

«18 мая 1943 года. Умерли все, осталась я одна. Писать уже не нет сил…»

Ее, едва живую, нашли рыбаки. Она в руках держала портрет Сталина. Девочку накормили, поев немного, она, собрав последние силы, написала «любимому вождю И.В. Сталину с просьбой вернуть все колхозы обратно в Чурапчу». Ей не суждено было вернуться в родное село, она умерла, и похоронили ее там же на неприветливой Кобяйской земле. В этой трагедии погибло много людей от голода и болезней.

Дневник Майи Аргуновой по содержанию похож на дневник Ленинградской Тани Савичевой. Таня умерла в блокадном Ленинграде. А Майя умерла, находясь за десятки тысяч километров за фронтом из-за преступной халатности партийно-советского руководства республики и района.

Насильственность и ошибочность чурапчинского переселения официально на республиканском уровне была признана только в 1991 г. По вине республиканского руководства, членов бюро обкома ВКП (б) и наркомаземледелия в 1942 г. тысячи чурапчинцев были обречены на смерть, голод, болезни и на невосполнимые утраты. Этот исторический урок должен послужить предупреждением и напоминанием всем, ныне живущим, о губительности непродуманных и жестоких решений для судеб целого большого района и всей республики.

Степан Сивцев.